Материалы по истории астрономии

19. Анна Шиллинг

Четыре с лишним столетия отделяют нас от времени Коперника. Неумолимое время скрыло многие подробности его личной жизни, и все же благодаря, как ни странно, взаимоотношениям, сложившимся между Коперником и Дантиском, которые отражены в дошедшей до нас переписке, мы можем с большей или меньшей достоверностью реконструировать один из самых драматических моментов личной жизни великого ученого.

В середине июля 1528 г., присутствуя в качестве представителя Фромборкского капитула на сеймике в Торуни, Коперник познакомился, или, скорее, восстановил более раннее знакомство с известным тогда медальером и резчиком по металлу Мацеем (Матцем) Шиллингом, переехавшим не так давно в Торунь из Кракова, куда его предки прибыли из Эльзаса еще в XV в. Существует предположение, что Коперник знал Шиллинга еще по Кракову, более того, по материнской линии он состоял с ним в отдаленном родстве.

В доме Шиллинга Коперник встретил его дочь — молодую и красивую Анну, и вот вскоре, составляя одну из своих астрономических таблиц, в заглавии столбца, отведенного планете Венере, Коперник знак этой планеты ♀ обводит контуром из листьев плюща — фамильной маркой Шиллингов, помещавшейся на всех монетах и медалях, чеканившихся отцом Анны...

Будучи каноником, Коперник должен был соблюдать целибат — обет безбрачия, ограничение, введенное для служителей католической церкви еще в XI в. папой Григорием VII, нарушение которого в разных формах было, впрочем, весьма распространенным явлением во все времена и на всех ступенях католической иерархии — от каноника до папы. По этому канону в доме служителя церкви не могла находиться женщина, кроме экономки, которая обязательно должна была быть «не первой молодости» и обязательно близкой родственницей.

И вот в доме Коперника на положении экономки появляется Анна Шиллинг, которая если и была родственницей, то не близкой, а весьма отдаленной, и притом не пожилой матроной, а молодой привлекательной женщиной. Что могло заставить ее, девушку из хорошо обеспеченной и известной в городе семьи, нарушить обязательные для женщин ее круга правила и взять на себя ведение хозяйства в доме пожилого каноника, поставив себя в весьма шаткое и двусмысленное положение? Пылкая любовь и глубокое уважение? К сожалению, мы не располагаем данными для достаточно убедительного ответа на этот вопрос.

Что касается самого Коперника, то его понять намного легче. Жизнь идет к концу, впереди — старческие недомогания и болезни, а он всего только простой каноник и не может себе позволить роскошь, как, скажем, епископ Лукаш Ваченроде, иметь личного врача, свиту приближенных и слуг. К тому же у Лукаша были племянники, о которых надо было заботиться, а у Коперника...

А были ли у Коперника племянники? У брата Анджея, каноника, детей не было. Не было их и у сестры Барбары, еще в юные годы постригшейся в монахини. Но другая сестра, Катажина, как мы знаем, вышла замуж за краковского купца Бартоломея Гертнера. У них была по крайней мере одна дочь, Кристина, тоже в юные годы оказавшаяся в том же монастыре бенедиктинок в Хелмно, в котором была ранее монахиней, а потом и настоятельницей ее тетка. Но около 1532 г. ее прямо из монастыря увозит некий Каспар Штульпавиц, трубач, состоящий на службе у герцога Альбрехта, и с того времени они живут в Кенигсберге. Коперник помнил о своей племяннице, посещал ее во время поездки в Кенигсберг и не забыл в завещании, но Кристина имела свою семью и не очень нуждалась в помощи. В этих условиях Коперник должен был с годами чувствовать себя все более одиноко, все явственнее ощущать потребность в близком и преданном существе, и тут вдруг встреча с Анной...

Шли годы. К присутствию Анны в доме Коперника привыкли, как привыкли и к тому, что в доме его приятеля, каноника Александра Скультети, тоже жила не старая еще женщина, притом имевшая от него детей, которых они сообща воспитывали. Правда, на юную и привлекательную Анну часто заглядывались молодые каноники, что, естественно, не могло не вызывать недовольства со стороны особо рьяных служителей церкви, но заслуженное уважение, которым пользовался Коперник, вынуждало их считаться со сложившимся положением.

Но вот в 1538 г. вармийским епископом становится Дантиск. Став князем церкви, он превращается в строгого блюстителя морали и зорко озирается вокруг в поисках ее нарушителей. И тут кто-то из каноников, по-видимому некий Павел Плотовский, доносит Дантиску об Анне, которая, по его словам, не только затуманила рассудок доктора Николая, но и угрожает спокойствию и благонравию других собратьев. Дантиск в некотором затруднении. С одной стороны, он все еще числит себя в друзьях известного уже далеко за пределами Вармии ученого и, видимо, понимает, в какое положение поставит Коперника, приняв решительные меры для удаления Анны из его дома. Но он и не может пройти мимо доноса: когда Лютер и его приверженцы, выступая против многих канонов католицизма, решительно высказались и против целибата, они делали это не столько из гуманных побуждений, сколько пытаясь предупредить развращение нравов, неизбежное при сохранении этого противоестественного закона. В таких условиях, защищаясь от тяжелых обвинений, католическая церковь была вынуждена, по крайней мере на время, принять меры, требовавшие уважения к ее догмам со стороны не только рядовых верующих, но и священнослужителей. И Дантиск, репутация которого, мягко выражаясь, была несколько подмочена легкомысленным прошлым, не имел права пройти мимо такого явного нарушения правил; возможно, сыграла свою роль и затаенная обида на Коперника, о которой мы уже говорили.

Дантиск решает поступить тактично, светский лоск и обхождение им не забыты, да и портить отношения с доктором Николаем в его планы не входит. Что касается Анны, то здесь в действиях Дантиска чувствуется сильное предубеждение. Он как бы верит в то, что она, «вскружив голову» Копернику, не только являет этим соблазнительный пример для других, но чрезвычайно опасна своей привлекательностью сама по себе.

Во время болезни Дантиск вызывает к себе доктора Николая и в беседе с ним как бы невзначай замечает, что не пристало Копернику иметь при себе столь молодую и столь дальнюю родственницу — следует подыскать менее молодую и состоящую в более близком родстве. Можно представить, как тяжело это было услышать Копернику — Анна для него не просто экономка, и Дантиск не может этого не знать. Но на первый раз он решил промолчать: может быть, Дантиск забудет об этом разговоре?

Однако скоро следует второе, более настойчивое предупреждение, и потрясенный, подавленный Коперник 2 декабря 1538 г. пишет ответ Дантиску:

«Достопочтенный отец во Христе, господин и государь всемилостивейший, которому все, и я в том числе, должны подчиняться!

Я получил отеческое и даже более чем отеческое увещевание милости Вашей и принял его всей глубиной моего сердца. И хотя я никоим образом не забыл того более раннего увещевания, которое Ваша милость послала мне в том же роде, и хотел сделать то, чего оно от меня требовало, было, однако, нелегко сразу найти подходящую честную служанку, но я все же решил положить конец этому делу до праздника Пасхи. Но, чтобы у Вашей милости не создалось впечатление, что я привожу предлоги для промедления, я решил сократить срок до одного месяца, т. е. до рождественских праздников; сделать срок короче было, как может убедиться Ваша милость, невозможно. Я по мере сил своих стараюсь избежать того, чтобы стать противником добрых дел, и уж ни в коем случае не поступить против воли Вашей милости, которая вызывает с моей стороны уважение, почитание и самую большую любовь; этому я посвящаю себя со всеми своими способностями».

И Коперник вынужден «принимать меры». Анна в скором времени переселяется в свой дом. Но стоит ей показаться в доме Коперника или Копернику зайти к ней, Дантиск снова получает донос, в котором упорно повторяется вымысел об опасности Анны для окружающих... Дантиск требует отъезда Анны из Фромборка. Но та не спешит покинуть город. Давление Дантиска усиливается, на этот раз он обращается за помощью к другу Коперника, ныне епископу в Любаве Тидеману Гизе. Тот вынужден переговорить с Николаем, и о результатах этих переговоров мы можем узнать из письма Гизе к Дантиску от 12 сентября 1539 г.:

«...О том, что мне поручила Ваша милость, я серьезно переговорил с господином доктором Николаем и наглядно представил ему, как обстоит дело. Видно было, что он немало смутился, так как он хотя всегда незамедлительно повиновался желаниям Вашей милости, но все же обвиняется злыми людьми в тайных встречах и т. п. Действительно, он отрицает, что виделся с ней после того, как она была отпущена, если не считать того, что она, отправляясь на кенигсбергскую ярмарку, немного с ним поговорила. Во всяком случае я узнал, что он не так уже поражен, как думают многие. В этом меня легко убеждает и большой его возраст, и никогда не прекращающиеся занятия наукой, и также добродетель и честность этого человека. Однако я убеждал его, чтобы он избегал и видимости чего-нибудь нехорошего; полагаю, что он так и сделает. Кроме того, я считал бы справедливым, чтобы Ваша милость не слишком доверяла доносчику, зная, что доблестные люди легко подвергаются зависти, которая не боится задевать даже Вашу милость...»

Итак, нам многое становится ясным. Анна не живет более у Коперника, но доносчики не успокаиваются. И, чтобы унять несколько Дантиска в его рвении, Тидеман прямо намекает на то, что отголоски прошлого епископа пока еще не забыты.

Все же Анне пришлось уехать из Фромборка. Это, несомненно, омрачило последние годы жизни Николая Коперника, это не может не вызывать у нас чувства неприязни к его «властелину», вармийскому епископу Дантиску, какими бы мотивами он ни руководствовался в своих действиях и как бы тактично он при этом ни поступал.

В мае 1543 г., через четыре года после ее отъезда, Коперник скончался. Узнав о его смерти, Анна Шиллинг приезжает в Фромборк почтить память дорогого ей человека, слабо вуалируя это заботами о своей фромборкской недвижимости. Но членов капитула появление Анны страшно встревожило, они направляют Дантиску письмо, в котором пишут: «Нам известно, по каким причинам была отсюда изгнана Анна Шиллинг, бывшая некогда служанкой достопочтимого господина доктора Николая, когда он был еще во плоти. В настоящее время мы видим, что она иногда наезжает сюда и даже остается по нескольку дней, выставляя, как говорят, в качестве причины заботу о своем имуществе. Она, действительно, еще имеет здесь дом, который, по слухам, она вчера продала, и мы сомневаемся, можно ли по праву запретить ей въезд, после того как устранено законное препятствие. Ведь если устранена причина, то устраняется и действие. Все же мы не хотим принять в этом деле какое-нибудь решение, не спросивши ранее Вашего досточтимого Отцовства, перед судом которого это дело было первоначально рассмотрено. Пусть не отягчит Вас уведомить нас о решении Вашего досточтимого Отцовства. Мы поручаем это... также и Богу».

Следует ответ епископа Дантиска. «Уважаемые и искренно любимые братья! Мы не можем одобрить, чтобы та, которой страна наша воспрещена, обратилась к Вашим Братствам по каким бы то ни было причинам. Ведь следует опасаться, чтобы она, лишившая ума того, кто недавно ушел из живых, такими же способами пленила кого-нибудь другого из Ваших Братств. Если вы решили допустить ее пребывание в ваших местах, то это в воле Ваших Братств. Однако мы считали бы более безопасным подальше отстранять, чем приближать, заразу ее чумы. Какой вред она принесла нашей церкви, не представляет для Вашего Братства тайны...» Письмо датировано 13 сентября 1543 г. — через три с половиной месяца после смерти Николая Коперника.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

«Кабинетъ» — История астрономии. Все права на тексты книг принадлежат их авторам!
При копировании материалов проекта обязательно ставить ссылку