Физическое интермеццо, или Физический контекст гелиоцентрической теории Коперника

Подъем к наукам был для нас тяжел,
И по стопам инстинкта разум шел...

А. Поул

На первый взгляд Коперник использовал аристотелеву теорию движения, разграничивавшую движения естественные и вынужденные: «...Если кто-нибудь выскажет мнение, что Земля вращается, то ему придется сказать, что это движение является естественным, а не насильственным. Все то, что происходит согласно природе, производит действия, противоположные тем, которые получаются в результате насилия»¹. При этом Коперник, опять-таки следуя Аристотелю, отождествляет естественное движение с простым (т. е. не составным) и приписывает простые движения простым телам, поскольку, согласно учению Стагирита, простые движения соответствуют природе простых тел². Все прочие движения называются вынужденными (в переводе И.Н. Веселовского — «насильственными»), они не вытекают из природы тела, но обусловлены действием внешних сил.

Однако более детальное и внимательное изучение текста De Revolutionibus показывает, что проведенное Коперником разграничение естественных и вынужденных движений совпадает с аристотелевой дистинкцией только терминологически.

Прежде всего обращает на себя внимание то обстоятельство, что Коперник, в отличие от Аристотеля, определяет простое тело не совокупностью его, как бы мы сейчас сказали, физико-химических свойств, но исключительно «фигурой» и однородностью — «подвижность сферы выражается в том, что она вращается кругом, самим этим действием отображая свою форму в простейшем теле (ipso actu formam suam exprimentis in simplicissimo corpore), в котором нельзя найти ни начала, ни конца, ни отличить одной части от другой, когда она движется сама в себе, проходя через одно и то же»³. Иными словами, «простейшее тело» (если оно не претерпевает внешних воздействий) является сферическим, а сферическое — простым, т. е. сама сферичность формы тела обусловливает его простоту, причем совершенная простота сферической формы реализуется только во вращательном движении. Таким образом, оказывается, что реальная простота тела определяется не только его формой, но и его движением, которое обеспечивает целостность тела. Однако из утверждения, что вращение простого тела «выражает» его форму, еще не следует, что форма простого тела служит причиной его вращения. Коперник здесь высказывается весьма осторожно: вращательное движение сферического тела «вполне естественно соответствует... [его] форме (illi formae suae a natura congruentem)»⁴.

Далее, под простым вращением сферического тела Коперник понимал его равномерное вращательное движение, и оно было единственным видом движения, которое он expressis verbis называл естественным: «если говорят, что у простого тела будет простым и движение⁵ (это прежде всего проверяется для кругового движения), то лишь до тех пор, пока простое тело пребывает в своем природном месте и в целостности»⁶. Таким образом, аристотелев термин «естественное место» в рассуждениях Коперника не означает места, к которому естественно движущееся тело стремится как к своей естественной цели. Коперник полагает естественным то место, в коем вращающееся тело «всецело пребывает в себе самом, наподобие покоящегося»⁷. Но поскольку Земля совершает кроме суточного еще и годовое движение вокруг Солнца, то занимаемое ею естественное место перемещается, если, конечно, не считать естественным местом Земли ее околосолнечную орбиту в целом. К сожалению, замечания Коперника по этому поводу слишком лапидарны и не позволяют с желаемой полнотой реконструировать его взгляды. Но скорее всего Коперник, придав Земле, вопреки традиционным космологическим представленным, статус планеты (т.е. движущегося, «блуждающего», небесного тела), одновременно допускал, в полном соответствии с традицией, что Земля, как и другие планеты, встроена в несущую ее планетную сферу, центр которой совпадает с центром мира и которая в силу все той же естественной связи между вращением и сферичностью вращается и тем самым вращает Землю вокруг этого центра. Коперник, как известно, предпочитал не вдаваться в обсуждение структуры и движения небесных сфер, но поскольку Земля в его теории оказывалась планетой и попадала в надлунную область, то уже в силу одного этого обстоятельства она должна была, двигаться вокруг центра мира подобно остальным планетам (кроме Луны, движение которой оставалось геоцентрическим). Тогда надобность в каком-либо специальном «трансмиссионном механизме», передающем движение от недвижного перводвигателя к планетам (как это описывал Аристотель) отпадала, причина планетного движения «интериоризировалась», связывалась с параметрами Земли, а не с принуждающим действием вселенского мотора, без которого теперь можно было обойтись. И если в традиционной астрономии роль абсолютной системы отсчета для всех небесных движений играл неподвижный перводвигатель, то в коперниканский теории эту его функцию выполняет сфера неподвижных звезд. Но если, как утверждал Коперник, вращательное движение сферического тела вполне естественно соответствует его форме, то как может не вращаться сфера неподвижных звезд?⁸ Коперник не дал на этот вопрос физического ответа, ограничившись теолого-метафизическими рассуждениями о том, что-де «состояние неподвижности считается более благородным и божественным, чем состояние изменения и неустойчивости»⁹ и т. п. Кроме того, в позиции Коперника ясно просматривается идея Аристотеля о том, что «первая неподвижная граница объемлющего [тела] — это и есть место»¹⁰. По Копернику, звездная сфера — это особая, граничная сфера, «место» Вселенной, вмещающее в себя весь мир и потому остающееся неподвижным. Подобное понимание мироустройства вполне согласуется с теологической иудео-христианской традицией. Действительно, одно из имен Бога в иудаизме — Māqōm, место (ср.: «Прибежище твое Бог древний...» Втор. 33: 27)¹¹, истолкование, которое закрепилось в иудейской мистической традиции, в частности, в каббалистической, интерес к которой усилился в эпоху Ренессанса, и Коперник, будучи в Италии, разумеется, познакомился там с этой причудливой смесью каббалы и пифагорейско-платонической философии.

В отличие от Аристотеля, Коперник не считал прямолинейное движение элементов и тел «вверх и вниз» простым: «то, что Аристотель разделяет простое движение на три класса: из центра, к центру и вокруг центра, мы должны считать только рассудочным актом (rationis solummodo actus)»¹². Согласно Копернику, прямолинейные движения «из центра» и «к центру» не являются простыми, поскольку вращение Земли приводит к тому, что каждое из указанных движений является сложным, «составленным из кругового и прямолинейного»¹³.

При этом — и это очень важно для понимания позиции Коперника! — вращается не только Земля, «но также и немалая часть воздуха и все, что каким-либо образом сродни с Землей». Воздух и земные тела, даже когда они не поддерживаются опорой (скажем, падающий камень), следуют «отчасти» тем же самым законам природы, что и Земля, они имеют «приобретенное движение», которое им «сообщается... прилегающей Землей в постоянном вращении»¹⁴. Таким образом, любое тело на поверхности Земли или вблизи ее (дом, облака, летящее пушечное ядро, падающий камень и т. д.) является частью Земли, даже если оно в данный момент времени с земной поверхностью не соприкасается.

Может сложиться впечатление, что в этих рассуждениях просматривается смутный прообраз принципа инерции. Однако это не так. Польский астроном просто развивает идею естественности кругового движения.

Прямолинейное движение (motus rectus), по мысли Коперника, «происходит, только когда не все идет, как следует» (non recte se habentibus), а для тел, совершенных по природе, — только когда они отделяются от своего целого и покидают его единство?¹⁵. Тела, движущиеся вверх и вниз, не совершают простого единообразного и равномерного движения даже если отвлечься от кругового. Они не могут умеряться своей легкостью или напором своего веса; и, опускаясь вниз, тела, имея первоначально медленное движение, по мере падения увеличивают скорость. Обратно мы можем наблюдать, как взметнувшийся вверх этот земной огонь (иного ведь мы не видим) сразу же замедляет свое движение, как бы признавая причиной насилие земной материи?¹⁶. Восходящее движение огня — это «расширительное движение (motus extensivus)», вызванное «силой огня (ignea vis)»¹⁷.

В коперниканских рассуждениях об огне, ясно видно стремление автора De Revolutionibus избавиться от абсолютно легких элементов, коим не было места в новой космологии. Поэтому воздуху Коперник приписывал известную «сродственность (cognatio)» с земной материей: «уже ближайший к Земле воздух, пропитанный земной и водной материей, следует тем же самым законам, что и Земля, или имеет приобретенное движение»¹⁸. Легкие тела, согласно Копернику, во-первых, являются интегральными частями тел небесных, а во-вторых, их легкость относительна, и идея относительной легкости тел берет начало в коперниканской трактовке понятия gravitas.

Тяготение, по Копернику, «есть не что иное, как некоторое природное стремление (appetentia naturalis), сообщенное (indita) частям (т.е. "имплантированное" в них. — И.Д.) божественным провидением Творца Вселенной, чтобы они стремились к целостности и единству, сходясь в форму шара»¹⁹. Поэтому тела, будучи частями некоего небесного объекта (скажем, Земли), могут рассматриваться как наделенные тяготением (gravitas) к этому объекту. Это относится и к так называемым тяжелым, и к легким телам, и в этом смысле легкие и тяжелые тела принципиально ничем друг от друга не отличаются — всем телам, земным и небесным, присуща gravitas, стремление «к целостности и единству». «Вполне вероятно, — пишет Коперник, — что это свойство (affectio, т. е. тяготение. — И.Д.) присуще также Солнцу, Луне и остальным блуждающим светилам, чтобы при его действии (efficacia)²⁰ они продолжали пребывать в своей шарообразной форме, совершая тем не менее различные круговые движения»²¹. В итоге, каждое небесное тело, согласно Копернику, следует рассматривать как своего рода «центр тяготения» для «сродственных» ему тел. Но при этом Коперник отказывается считать движение тела к такому центру, скажем, свободное падение камня к центру Земли, естественным (в смысле Аристотеля), поскольку «прямолинейное движение бывает у тел, которые уходят из своего естественного места, или выталкиваются из него, или каким-либо образом находятся вне его. Ведь ничто не противоречит так всему порядку и форме мира, как то, что какая-нибудь вещь находится вне своего места. Следовательно, прямолинейное движение происходит, только когда не все идет, как следует, а для тел совершенных по природе, — только когда они отделяются от своего целого и покидают его единство»²². Даже если отвлечься от того, что свободно падающее тело совершает два движения — прямолинейное к центру Земли, а также круговое и допустить, что имеет место только первое, то и тогда свободное падение следовало бы, по мнению Коперника, считать сложным, поскольку оно не равномерное, но ускоренное, а ускоренное оно оказывается потому, что тело наделено импетусом, ведь, по определению Коперника, вынужденно движущиеся (secundum violentiam) тела — это те, в которые вложена (infertur) сила (vis) или impetus. Согласно теории импетуса (по крайней мере в варианте Ж. Буридана и его последователей), если тело не находится в своем естественном месте и при этом ничто не препятствует его падению, то gravitas (т. е. естественное стремление тела к его естественному месту) вызывает равномерное движение тела к центру Земли с некой минимальной скоростью. Но равномерным такое движение остается лишь очень краткое время, так как импетус, приданный движущемуся телу, увеличивает его скорость в следующий малый интервал времени, это новое движение с большей скоростью придает телу новый импетус и т. д., т. е. свободное падение сопровождается аккумуляцией импетуса и в результате оказывается ускоренным. Иными словами, свободное падение было бы естественным только, если бы оно было равномерным²³. Таким образом, заключает Коперник, круговое (т. е. естественное) движение «может существовать с прямолинейным, как живое существо с болезнью (sicut cum aegro animal)»²⁴.

В традиционной механике импетуса impetus, вызывающий ускорение свободно падающего тела, считался, как правило, неистощающимся, поскольку его действие не препятствовало естественному стремлению тяжелого тела к центру Земли, т. е. к естественному месту тела. Коперник же, насколько можно судить по содержанию глав 4, 8 и 9 первой книги De Revolutionibus, придерживался иного мнения: свободное падение тяжелого тела происходит не в соответствии с его природой, но вопреки ей, т. е. impetus ponderis, напор веса, (как и вообще любой фактор, вызывающий прямолинейное движение) действует против естественного порядка вещей и потому непременно истощается по мере движения тела: «круговое движение всегда совершается равномерно, ибо оно имеет неубывающую причину (causa indeficiens). У прямолинейных же движений эта причина поспешно иссякает (desinere festinans), так что тела, достигнув своего места, перестают быть тяжелыми или легкими (cessant esse gravitas vel levia), и это движение прекращается»²⁵.

Как понимать последние слова в приведенной цитате? Что означает, что тела́, достигнув своего естественного места, «cessant esse gravitas vel levia»? По-видимому, gravitas, в понимании Коперника, — это не движущая сила, т. е., говоря более общо, не действующая, а скорее формальная причина свободного падения²⁶. Ведь в противном случае, — если бы, в соответствии с традиционной теорией импетуса, gravitas была действующей причиной движения тела к центру планеты, — сложилась бы странная ситуация: с одной стороны, имеет место естественное прямолинейное движение тела «к центру» Земли под действием gravitas, тогда как, с другой — естественное круговое движение тела как части планеты. Но тело не может одновременно иметь два и более естественных движения. Очевидно, что указанное противоречие возникает только в случае механического совмещения традиционной теории импетуса с коперниканскими представлениями о движении Земли и природе gravitas. Поэтому Коперник, чтобы избежать ситуации, когда тело оказывав лось наделенным одновременно двумя различными естественными движениями, вынужден был рассматривать gravitas как формальную причину движения, т. е. как неизменное и универсальное свойство всех частей планеты, a impetus ponderis (напор веса) — как действующую причину, т. е. как переменную движущую силу, обходя, однако, молчанием вопрос о характере связи между gravitas и impetus ponderis (равно как и вопрос о причине вращения Земли, если, конечно, не считать ссылки на «божественное провидение Творца Вселенной» в приведенной выше цитате).

Иными словами, Коперник допускал, что возможность естественного (т. е. самопроизвольно не прекращающегося и равномерного) кругового движения обусловлена самой геометрической (шарообразной) формой Земли. Эта возможность должна актуализироваться некой действующей силой, без которой gravitas — не более чем «некоторое природное стремление, сообщенное частям» планеты. В самом переходе от потенции (стремления к «целостности и единству») к акту (схождению частей Земли «в форму шара») выражена геометрическая природа сферы. Тем самым сама шарообразность Земли (простота ее геометрической формы) служит выражением указанного стремления, актуализация которого соединяет (сводит воедино) все части сферы, потенциально интегрированные самой квазисферической формой планеты.

Геометризации Коперником концепции естественного движения не исключала необходимости введения в его теорию движущей силы, импетуса, который сообщает Земле вращательное движение вокруг своей оси. Типичный пример, фигурировавший в различных версиях традиционной теории импетуса, — движение тела, брошенного под углом к горизонту. В этом случае предполагалось, что тело участвует в двух движениях — вынужденном, обусловленном действием вложенного в него горизонтального импетуса, и в естественном, обусловленном свойственным тяжелому телу стремлением к центру Земли. Таким образом, импетус в данном примере действует против природной «склонности» тела («come into conflict with the nature and the natural tendencies of the body», как выразился М. Вольф²⁷). Ситуация, которую анализировал Коперник, в корне иная. Вращение шарообразной Земли не изменяет относительного положения ее частей (напомню, что частями Земли Коперник называл все объекты на и вблизи земной поверхности), а потому если gravitas — это «естественное стремление» частей сохранять их положение друг относительно друга (в противном случае целостность формы вращающейся сферы будет нарушена), то никакого «конфликта» между gravitas и impetus (который служит действующей причиной суточного вращения Земли как целого) быть не может. Конфликт возникает лишь между традиционной трактовкой импетуса и коперниканской. Первая предполагала, что impetus, вложенный в тело, вызывает его прямолинейное или, если речь идет о сплошном (монолитном) твердом теле (скажем, шаре, жернове, точиле, небесном своде и т. д.), вращательное движение. Но Земля не монолитное (не гомогенное) твердое тело (и уж подавно — не идеальный шар), и потому, согласно традиционной теории импетуса, тела, расположенные на и вблизи поверхности Земли (если они не связаны с планетой жесткой связью) в случае вращения последней не смогут сохранять свои положения друг относительно друга, но должны будут претерпевать смещения. Таким образом, impetus, придающий Земле вращение вокруг ее оси, одновременно будет служить, согласно традиционной теории, действующей причиной прямолинейных движений (смещений) земных частей, действуя тем самым против их естественного стремления к центру планеты, т. е. против их gravitas. Коперник же, допуская движение Земли вокруг своей оси, вынужден был допустить также наличие действующей причины, сохранявшей целостность планеты, причины, «спасавшей» не только небесные, но и земные явления (к примеру, то, что камень, сорвавшийся с башни, падает отвесно, а также то, что мы не чувствуем встречного ветра от того, что Земля вращается и т. п.). Но для этого он должен был видоизменить классическую теорию импетуса.

В конце седьмой главы первой книги De Revolutionibus Коперник, в несколько утрированной манере, обсуждает аргументы Птолемея против суточного вращения Земли, видимо, имея в виду шестую главу первой книги Альмагеста: «...если бы Земля, говорит Птолемей Александрийский, вращалась хотя бы только суточным движением, то... это движение должно было быть чрезвычайно стремительным, а скорость его — выше всякой меры, так как в двадцать четыре часа нужно было бы описать всю окружность Земли. А то, что охвачено стремительным вращением, очевидно, совсем неспособно к воссоединению; даже соединенные его части рассеются, если только не удерживаются каким-нибудь прочным скреплением (nisi cohaerentia aliqua firmitate contineantur), и уже давно Земля, распавшись, разрушила бы самое небо (что уж совсем смехотворно), а живые существа и другие неприкрепленные тяжести и подавно никак не могли бы остаться несброшенными с нее. Также и отвесно падающие тела не могли бы двигаться по прямой к назначенному им месту, которое уже ускользнет от них при такой быстроте. Точно так же облака и другие тела, висящие в воздухе, мы постоянно видели бы движущимися на запад»²⁸. Чтобы всего этого не произошло (на вращающейся Земле!), необходимо было допустить, что impetus, приводящий Землю в движение вокруг своей оси, точно так же действует и на все ее части, трактуя эти части так, как было сказано выше (чему, по сути, и посвящена восьмая глава первой книги De Revolutionibus). Итак, камень (как пример «неприкрепленной тяжести»):

а) наделен gravitas, т. е. неким «имплантированным» в него «божественным провидением Творца Вселенной» «природным стремлением (appetentia naturalis)» к центру Земли как к своему естественному месту;

б) подвержен действию импетуса, приводящего во вращательное движение самое Землю и ее части (к числу которых отнесены и тела к земной поверхности неприкрепленные) и

в) претерпевает действие impetus ponderis, который актуализирует прямолинейное движение камня (в случае его свободного падения) к центру Земли.

В результате, свободно падающий камень движется одновременно по кругу (под действием «кругового» импетуса) и по прямой (под действием impetus ponderis).

Однако у читателей могли возникнуть (и возникали) многие недоумения. Действительно, что же это за связи такие между Землей и находящимися на или вблизи ее поверхности «неприкрепленными» телами, благодаря коим impetus, заставляющий вращаться Землю, вынуждает вращать с той же угловой скоростью и их? Далее, почему тела, не прикрепленные к поверхности вращающейся вокруг своей оси Земли, не срываются с нее? В самом деле, допустим, такое тело двигается под действием «кругового» импетуса вместе с Землей и потому оно не претерпевает горизонтального смещения относительно поверхности планеты. Но почему оно не смещается по вертикали от центра Земли под действием, как бы мы сейчас сказали, центробежных сил? Ведь обычный (бытовой) земной опыт показывает, что тело, находящееся на вращающейся поверхности смещается от центра вращения, если нет удерживающей его от этого смещения причины²⁹. Чтобы устранить подобные возражения, Коперник воспользовался следующим доводом (а по сути — риторическим приемом): «напрасно боится Птолемей, что Земля и все земное рассеется в результате вращения, происходящего по действию природы; ведь это вращение будет совсем не таким, какое производится искусственно или достижимо человеческим умом»³⁰. Фактически за этим допущением стояла идея различения двух миров: мира естественного и мира искусственного. У каждого из них свои законы. Разумеется, никаких оснований для подобного противопоставления у Коперника не было и быть не могло. Здесь я подхожу к другому важному аспекту коперниканской революции — логическому. Но прежде, чем коснуться этой темы, уместно отметить два контекста, в рамках которых может быть рассмотрена физическая аргументация Коперника. Я имею в виду идеи св. Фомы Аквинского (его интерпретацию учения Аристотеля о четырех элементах) и Николая Кузанского (Nicolaus Cusanus; 1401—1464). Неизвестно, был ли Коперник знаком (и если был, то в какой мере) с работами этих мыслителей, но в любом случае существующие идейные параллели заслуживают, на мой взгляд, того, чтобы быть рассмотренными, хотя бы вкратце.

Св. Фома, в отличие от Аристотеля, ясно различал принцип (начало и причину)³¹: «только причина называется тем первым, из чего (ex quo) следует бытие последующего: потому говорят, что причина есть то, из бытия чего следует другое [бытие]».

Для порождения чего-либо (движения, свойства и т. д.) одних принципов недостаточно, необходима актуализация, т. е. нечто выводящее в бытие, «ибо то, что есть в потенции, не может актуализировать себя (se reducere ad actum): как медь, которая есть потенция идола, не делает себя идолом, но нуждается в деятеле, который бы выводил форму идола из потенции в акт. Также и форма не выводила бы себя из потенции в акт (а я имею в виду форму порожденного, которая... есть предел рождения), ибо форма есть только в ставшем бытии (in facto esse), а то, что действует, есть в становлении, т. е. пока вещь возникает»³².

Относя gravitas к формальной причине, Коперник фактически исходил из той же предпосылки, что и св. Фома: то, что есть в потенции, в данном случае (по Копернику) — стремление тяжелого тела к центру Земли, не может себя актуализировать, необходима действующая причина, которая действует пока идет «становление», т. е. пока тело движется. Это вносит в описание движения (по крайней мере, в границах миросозерцания эпохи св. Фомы, да и более позднего времени, в том числе и XVI столетия) элемент целеполагания, ибо, как сказал Аквинат, «действующей называется причина в аспекте цели, так как цель актуализируется только через деятельность того, что действует, причем цель является не причиной того, что действует, но причиной того, что действующее действует»³³ и такой причиной в случае свободного падения служит, судя по контексту первой книги De Revolutionibus, impetus ponderis.

Еще более выразительны (в аспекте параллелизма идей и подходов) рассуждения Николая Кузанского в его диалоге De ludo globi (1463), где, в частности, отмечается связь между сферичностью формы тела и его движением. «Форма округлости, — пишет Кузанец, — самая удобная для непрестанности движения, и, если ей сообщить движение, по своей природе она никогда не остановится. Недаром, вращаясь вокруг себя и будучи центром своего движения, она движется постоянно — я говорю о природном движении, каким без усилия и усталости движется крайняя [небесная] сфера, чьему движению причастно все обладающее природным движением». И далее: «Ни Бог-Творец, ни Дух Божий не движут ту сферу, как ни ты, ни твой дух уже не движете шар, когда ты видишь его катящимся, хотя ты привел его в движение, осуществив броском руки свою волю и придав ему порыв (impetus), в продолжение которого он движется <...> Движение шара гаснет и прекращается, хотя шар остается целым и невредимым, потому что движение в шаре не природное, а привходящее и вызвано силой; оно кончается, когда иссякает сообщенный ему порыв. Но будь наш шар совершенно округл... круговое движение было бы свойственно ему по природе, а не насильственно, и потому никогда бы не прекратилось!»³⁴

При всех очевидных расхождениях в понимании кругового движения Кузанцем и Коперником, между ними есть важная общность: оба признают, что сферическая форма тела, не будучи движущей причиной его вращения, является, однако, непременным условием того, что вращение будет естественным (т.е. равномерным и вечным), а не вынужденным. Правда, Кузанец оговаривает, что это имеет место, лишь когда «шар совершенно округл», но Коперник, относя к частям Земли все, что «прилегает» к ее поверхности, в том числе и «атмосферу»³⁵, в своих рассуждениях фактически представлял нашу планету как идеальный шар.

Теперь можно обратиться к логическим аспектам учения Коперника.

Примечания

1. Коперник Н., 1964. С. 26—27.

2. «Единому и простому телу присуще и простое движение» (Там же. С. 26). Ср. с утверждениями Аристотеля: «Тела делятся на простые и составленные из простых (под простыми я понимаю все тела, которые содержат в себе источник естественного движения, как-то: огонь и землю, а также их разновидности и то, что им родственно). Поэтому движения также должны делиться на простые и тем или иным образом смешанные, причем простые [движения] должны принадлежать простым [телам], смешанные — составным, и [в последнем случае] характер движения должен определяться тем [простым телом], которое преобладает [в составном]. Стало быть, коль скоро [1] существует простое движение, [2] движение по кругу простое, [3] у простого тела движение простое и, наоборот... то тогда по необходимости должно существовать некое простое тело, которому свойственно двигаться по кругу в соответствии с его собственной природой» (Аристотель, 1981, I, 2, 268b, 25—30; 269a, 1—7. С. 267).

3. Коперник Н., 1964. С. 20; Copernicus N., 1975. P. 10.

4. Коперник Н., 1964. С. 27; Copernicus N., 1975. P. 15. — Употребленный Коперником латинский глагол congruere означает — сходиться, встречать, гармонировать, соответствовать, подходить.

5. А именно так говорил Аристотель, см. сноску 247.

6. Коперник Н., 1964. С. 28.

7. Там же. С. 28—29.

8. Mutatis mutandis, аналогичный вопрос возникал и в отношении Солнца. Луна также шарообразна и тем не менее не вращается вокруг своей оси.

9. Коперник Н., 1964. С. 29. — Фактически Коперник повторяет здесь аргументацию, идущую от св. Фомы (см. сноску 69).

10. Аристотель, 1981. Физика, IV, 4; 212a 20—21. С. 132.

11. Аналогично в Мишне: «Почему мы называем Господа Māqōm? Потому что Господь есть прибежище мира...»

12. Коперник Н., 1964. С. 29; Copernicus N., 1975. P. 17.

13. Коперник Н., 1964. С. 28.

14. Там же.

15. Там же. С. 29; Copernicus N., 1975. P. 16.

16. Коперник Н., 1964. С. 29.

17. Там же. С. 28; Copernicus N., 1975. P. 16. — Огонь, — пишет Коперник, — «обладает свойством расширять все им охватываемое, и это он производит с такой силой, что когда он вырывается из темницы (огнестрельное оружие во времена Коперника все еще воспринималось как техническая новинка. — И.Д.), ему никаким образом, никакими машинами нельзя воспрепятствовать выполнять свое дело (rupto carcere suum expleat opus)» (Коперник Н., 1964. С. 28; Copernicus N., 1975. P. 16).

18. Коперник Н., 1964. С. 28.

19. Там же. С. 30; Copernicus N., 1975. P. 17.

20. Лучше было бы перевести; «посредством (или — вследствие) его действия».

21. Коперник Н., 1964. С. 30; Copernicus N., 1975. P. 17.

22. Коперник Н., 1964. С. 29.

23. Ибо естественное движение — это, по Копернику, движение простое (simplex), единообразное (uniformis) и равномерное (aequalis) (Там же).

24. Там же. С. 29; Copernicus N., 1975. P. 17. — Т.е. подобно тому, как живое существо остается таковым, даже если состояние его здоровья отклонилось от нормы, так и часть Земли, даже оторвавшись от ее «материнского» тела, продолжает двигаться в соответствии с тем законом, по которому движется Земля. И подобно тому, как больное существо стремится стать здоровым, т. е. вернуться к естественному состоянию, к норме, так и оторвавшаяся от Земли часть «стремится» с ней воссоединиться. Рассуждение вполне в духе Аристотеля, подчеркну — оно перипатетическое по духу, но не по букве, поскольку коперниканское понимание характера и природы свободного падения отличается от аристотелевского. Возможно, что и указанную «медицинскую» аналогию Коперник почерпнул у Аристотеля: «спрашивать, почему огонь движется вверх, а земля вниз, то же самое, что спрашивать, почему способное выздоравливать, двигаясь и изменяясь в качестве способного выздоравливать, достигает здоровья, а не белизны» (Аристотель, 1981. О небе, IV, 3, 310b, 15—20. С. 371). Кстати, с выражением «sicut cum aegro animal» связана забавная история. В 1617 г. в Амстердаме вышло третье издание De Revolutionibus под редакцией профессора медицины и астрономии Гренингенского университета Николаса Мулериуса (N. Muliers или Mulerius; 1564—1630). Мулериус не был коперниканцем, но к Копернику относился с огромным уважением. Редактируя текст трактата польского астронома, Мулериус обнаружил в предыдущих двух изданиях множество опечаток или того, что ему представлялось опечатками. В частности, в приведенной выше фразе («sicut cum aegro animal») он заменил aegro (abl. от aegror — болезнь) на equo (abl. от equus — лошадь, конь). В итоге получилось, что круговое движение может быть связано с прямолинейным, как человек с лошадью (Nicolai Copernici Torinensis, 1617. P. 16). Мулериус не понял смысла коперниканского сравнения, точнее, он понял его по-своему: подобно тому, как родовые характеристики присущи каждому виду данного рода (скажем, лошади, коровы, овцы и т. д. — это все животные, более общо — живые существа), так и каждое механическое движение тела в условиях Земли обязательно включает в себя круговое движение. И надо сказать, в чем-то Мулериус оказался прав — Коперник действительно считал, что любое механическое движение в земных условиях непременно включает в себя круговое движение планеты вокруг своей оси.

25. Коперник Н., 1964. С. 29; Copernicus N., 1975. P. 17.

26. Я вполне сознательно употребляю аристотелеву терминологию, поскольку, как проницательно заметил проф. Р. Хойкаас, физика Коперника «была антиаристотелевой in specie, но она была в полной мере (fully) аристотелевой in genere» (Hooykaas R., 1987. P. 112).

27. Wolff M., 1987. P. 228.

28. Коперник Н., 1964. С. 26; Copernicus N., 1975. P. 14.

29. Zilsel E., 1940. P. 12.

30. Коперник Н., 1964. С. 27.

31. Напомню, что Стагирит исходил из того, что «о причинах говорится в стольких же смыслах, что и о началах, ибо все причины суть начала» (Аристотель, 1975. Метафизика, V, 1, 1013a, 15. С. 145).

32. Фома Аквинский, 2005. С. 170, 172, 188—189.

33. Там же. С. 173. — Этот телеологизм, который роднит Коперника с Аристотелем, проявился также в том, что оба мыслителя рассматривали движение как изменение, нацеленное на полную реализацию «формы» движущегося тела, всей полноты его бытия в иерархическом порядке Природы. (Ср. два утверждения: «ничто не противоречит так всему порядку и форме мира, как то, что какая-нибудь вещь находится вне своего места» (Коперник Н., 1964. С. 29); «движение каждого [тела] в его собственное место есть движение к его собственной форме» (Аристотель, 1981. О небе, IV, 3, 310b, 1—2. С. 370).) Кроме того, приняв для Земли статус планеты, т. е. поместив ее в надлунную область, Коперник вместе с тем полагал, что именно потому, что Земля стала небесным телом, ее движение должно быть круговым и равномерным, как у прочих планет, что полностью отвечало перипатетическому канону.

34. Николай Кузанский, 1980. Игра в шар. С. 261—262.

35. Если использовать более поздний термин Виллеброрда Снеллиуса (W. van Roijen Snell или Snellius; 1580—1626).